REVIEWS 355 biblijskih čitanja koja se u misalu nalaze (Elenco dei passi biblici contenuti nel messale, 559-574), te skraćenice (Le abbreviazioni e le sigle usate, 575-577). Tek će pažljiva čitanja donijeti pravedne ocjene opsežnoga i zahtjev- noga posla, ali se i nakon prvoga može reći da će objavljivanjem ovoga teksta na dobitku biti i istraživači hrvatske liturgijske tradicije i filolozi, posebice povjesničari hrvatskoga jezika. Tako opsežan misalski tekst izvanredno će pomoći u rekonstruiranju procesa izgradnje hrvatskoga književnoga jezika, posebice liturgijskoga stila. Izdanje je ozbiljan doprinos hrvatskoj i slavenskoj filologiji i napose povijesti hrvatskih liturgijskih kodeksa te služi na čast nakladniku Va- tikanskoj apostolskoj knjižnici (BAV), autorima, talijanskim slavistima C. Giannelliju i S. Graciottiju, ali i Hrvatskoj akademiji znanosti i umjet- nosti koja je pomogla da ovo izdanje ugleda svijetlo dana. Dodajmo na kraju da se u transkribiranom tekstu misala pojavila greška: naime, na mjestima, gdje bi trebao biti znak križa (+) pojavio se znak za paragraf (§). Takva greška, naravno, nije dobrodošla u uglednom izdanju, ali za filologe i njihov posao ona nema veliko značenje. Stjepan Damjanović Kako pisati literarno zgodovino danes? Razprave, ред.: Darko Dolinar, Marko Juvan, Ljubljana, ZRC SAZU 2003, 394 стр. После международной научной конференции Историзм в изуче- нии словенского языка, литературы и культуры*, состоявшейся в 1999 г., симпозиум Как сегодня писать историю литературы? является вторым научным проектом в Словении, посвященным современному статусу исторического изучения литературы и куль- туры. Симпозиум проходил осенью 2002 г. в Любляне под эгидой Института словенской литературы и литературоведения Научно- исследовательского центра Словенской академии наук и искусств в сотрудничестве со Словенским компаративистским обществом. На вопрос, вынесенный в заглавие симпозиума, отвечали словенские литературоведы и их коллеги из Чехии, Австрии, Италии, Словакии, Польши и Хорватии. Общая проблема, однако, нуждается в предварительной постановке вопроса, почему именно „сегод- * Historizem v raziskovanju slovenskega jezika, literature in kulture, ред. Aleksandra Derganc, Ljubljana, Filozofska fakulteta, Oddelek za slovanske jezike in književnosti, Center za slovenščino kot drugi/tuji jezik 2002, 706 стр. REVIEWS 356 няшняя” ситуация заставляет нас задаться вопросом о перспективах и вообще о возможностях самого существования истории литера- туры. Участники симпозиума, предлагая различные переформу- лировки заглавия, развивали исходную тему, некоторые из них – наряду с редакторами и соавторами сборника Д. Долинаром и М. Юваном – выдвинули проблему определения современного положения гуманитарных наук. Докладчики предложили вполне единодушную трактовку современного состояния гуманитарных наук в свете постмодернистского поворота от сциентистского синхронизма к плюралистическому, „мягкому” диахронизму, т.е. в свете размывания внутренне закрытого знака, языка и коммуни- кации в процессе откладывания значения в интертекстуальной циркуляции скользящих означающих, находящихся между дискур- сами и горизонтами ожидания расщепленного субъекта. (На мета- форическо-терминологическом уровне на смену научной парадигмы указывает и переход от Эвклида, Ньютона, Гутенберга и вневре- менных соссюровских „листа бумаги”, „сети”, „круга” к Эйнштейну, „следу”, „цепи”, „ризоме”, „лабиринту”, „горизонту” и подобным дадаистским неологизмам.) Если учитывать критику гуссерлиан- ского и соссюровского эпистемологического редукционизма, ко- торая, с одной стороны, реабилитировала анализ высказывания в контексте хронотопа субъекта, а с другой деконструировала оппози- ции „литература – металитература” и „история – историография”, то выбор такой концепции научной конференции кажется вполне понятным. И как подчеркивает во вступительной статье Д. Долинар, развитию исторического мышления в Словении способствовал и процесс формирования национального самосознания в условиях не- давно приобретенной независимости. Хотя заглавие сборника указывает на постмодернистский тупик возвращения к не концептуализированному до сих пор пониманию истории („другости”), сборник в целом имплицитно представляет один из возможных выходов из положения: обсуждение научной проблемы разрешается не в монографии одного автора, а в рамках конференции, объединяющей специалистов в разных, вза- имодополняющих областях науки. Отдельные доклады освобож- дают от любой зависимости „строгую” структуру сборника, не де- конструируют ее в апоретическую ризому, а, наоборот, подходят к общим истокам проблемы со схожих точек зрения (на что указывает и Д. Долинар). Как введение к сборнику, так и сами доклады весьма убедительно показывают, что на декларативном уровне историю литературы сегодня можно писать независимо от того, начинаем ли мы „день” с постструктурализма, „нового историзма”, рецептивной эстетики или, скажем, конструктивистского литературоведения. REVIEWS 357 Трактовка литературы, истории и литературоведения как знаков или следов человеческого существования во времени и пространстве объединяет как эти условно перечисленные течения, так и авторов. Упомянутая трактовка присуща не только таким мыслителям, какими являются М.М. Бахтин, М. Хайдеггер и поздний Э. Гуссерль (Lebenswelt), но и (частично) „ночному” Ф. де Соссюру (Анаграммы) и русским формалистам в их последней мето- дологической фазе. Теоретики, без которых нам пришлось бы ждать „сегодняшнего” дня еще несколько дней, свидетельствуют о том, что, подвергая критике свой собственный сциентизм или сциентизм „хорошего врага” (П.Н. Медведев, М.М. Бахтин), наше „сегодня” началось не в яуссовском и не в дерридианском 1967 году. Как topos это сегодня „всегда” было присутствующей периферией, которая после феноменологического и формально-структуралистского антиисторизма с нетронутой аристотелевской свежестью духа переместилась в центр современного познавательного поля. На периодическую смену синхронических и диахронических подходов в литературоведении с конца XIX-ого века по настоящее время во вступительной статье и в своем докладе указывает Д. Долинар. Среди докладчиков, таким образом, сложилось более или менее единое мнение о структурной, функциональной и онтологической взаимозависимости литературного и историко-литературного рядов как в эпоху романтизма, когда они оба в области немецкой клас- сической философии сформировали нацию как коллективный инди- видуум, так и в постмодернистском повороте от национальной иде- ологии к (истории) „другости”, вытесненной метарассказами Но- вого времени. Подобная трактовка позволила докладчикам обсуж- дать и дискурс самой историко-литературной науки при помощи методов анализа литературного текста. Для Д. Долинара такой ме- тод – рецептивная эстетика, для В. Бити – теория речевых актов, концепция альтюссеровской интерпелляции и бодрийаровского си- мулякра, а для Л. Краля – поэтика Аристотеля и археология знания М. Фуко. М. Юван определяет синтетическую историко-литера- турную монографию как „великий жанр”, который посредством ка- нонизации и тотализации литературных текстов моделирует прош- лое и самосознание коллектива. Обсуждая этот метажанр, М. Мит- рович заимствует у В.Б. Шкловского толстовскую „энергию заблуж- дения”, А. Корон применяет нарратологический анализ к двум реализациям „великого жанра”: к историям словенской литературы А. Слодняка и Ф. Кидрича. М. Дович легитимирует структурные и функциональные сходства между литературным и литературовед- ческим дискурсами с помощью радикального конструктивистского системного подхода Зигфрида Й. Шмидта (Empirische Literaturwis- REVIEWS 358 senschaft); Й. Шкуль ищет начало постмодернистской деконструк- ции истории и историографии в модернистском полифоническом восстановлении недискретной действительности, а Е. Кернев Штрейн то же начало ищет еще глубже, в романтической поэтике фрагмента. Не столько со строго теоретической, сколько с личной точки зрения С. Боровник нивелирует иерархию между истори- ческим существованием литературы и историко-литературной на- укой и как соавтор сборника Словенская литература 3 (Slovenska književnost 3) ссылается на понятие licentia poetica. Ввиду подобных рассуждений о взаимосвязи литературного и историко-литературного дискурсов, а также ввиду сходства между современной ситуацией и, например, ситуацией, сложившейся после формалистской критики вульгарного психологического биографиз- ма (это сходство отмечает и И. Верч), актуальную для нас про- блематику, „как быть писателем” (Б.М. Эйхенбаум), можно расши- рить: „как быть литературоведом”. Неудивительно поэтому, что многие докладчики приближаются, учитывая, разумеется, опыт де- конструктивизма, современной герменевтики, радикального конс- труктивизма или модернизованных традиционных философских и научных течений, к концепции литературного быта. Эта теоретическо-методологическая разнообразность способст- вует значительному расширению исходной проблемы и тем самым достижению реальной цели симпозиума. Плюрализм отражается, наконец, и в разделении докладов на размышления о синтактике, семантике и прагматике истории литературы, о эпистемологическом статусе современных методов ее изучения и о новых или модерн- изованных подходах и предметах ее исследования. Редакторское распределение можно дополнить разделением ис- следований с точки зрения ограничений и/или перспектив пост- модернистской (постнациональной, колониальной, фаллогоцентри- ческой) истории литературы, учитывая, однако, предупреждение ав- тора введения о том, что любое разделение взаимодополняющих ис- следований может быть лишь условным. После раздробления тра- диционных объяснительных метаповествований, М. Юван видит новые возможности „великого жанра” истории литературы в рамках гипертекста (на потенциал электронного представления историко- литературного процесса указывает также А. Корон); В. Бити и Л. Краль – в гипертексте изоморфной, ризоматически дополняющейся энциклопедии. Вместо идеологизованной истории литературы, П. Зайац и Е. Кернев Штрейн предлагают полицентрический архив се- миосферы культурной памяти, П. Зима определение литературного периода как открытой системы разнообразных дискурсов, в то время как М. Митрович подчеркивает педагогическую роль ли- REVIEWS 359 тературоведения. Необходимость легитимации постмодернистской истории литературы путем парадоксального обнажения собствен- ных литературных приемов подчеркивают М. Дович, Л. Краль и В. Бити. С целью избежания „наивного” редукционизма, помимо призы- вов к междисциплинарности, к методологическому плюрализму и к непрерывному дополнению историко-литературной „истории” но- выми героями и фокализаторами (в том числе и героинями, как под- черкивают С. Боровник и Е. Кернев Штрейн), в сборнике представ- лены и более умеренные центростремительные предложения. Так, например, Я. Кос преодолевает современный агностицизм и методо- логический эклектизм с помощью плюрализованного метода исто- рии духа (Geistesgeschichte), И. Верч с той же целью обращается к историческому исследованию знаковой хронотопичной самореф- лексии субьекта в духе семиотики и бахтинской теории выска- зывания, М. Дович к радикальной конструктивистской концеп- туализации процесса самоорганизации литературы в контексте со- седних общественных систем, а А. Корон остается верной принципу повествовательности как лучшему средству самоосмысления человека. На опасность перформативного симулирования прошлого, угрожающей не только традиционной нарративной, но и совре- менной энциклопедической истории литературы указывает В. Бити. На фоне всеобщей релятивизации традиции в современных лите- ратуре и теории, Б. Токаж предлагает переосмысление литератур- ности посредством когнитивистской категоризации реальности, а И. Поспишил – посредством синтеза литературоведения и социологии в т.н. area studies. По мнению М. Ювана, постмодернистский поворот к истории заставляет великий историко-литературный жанр пересмотреть собственную дефиницию литературности с исто- рической точки зрения. М. Зеленка выступает за реабилитацию генезиса в постструктуралистской генетической критике (critique génétique), анализирующей процесс перехода значения по цепи пред- и после-текстов. Й. Штруц от имени полиглотизма террито- рий (понимаемого социо- и металингвистически) расширяет за- мысел национальной филологии в сторону компаративистики и „культурных исследований”. Тенденции, близкие „новому историз- му”, критически представлены В. Папоушеком. Анализируя перспективность вышеупомянутых новейших диа- хронических методов, исследователи в первую очередь выделяют в освещении центральной проблемы два вопроса: что сегодня под- разумевается под предметом истории литературы и какие научно- философские течения оказали влияние на современный статус на- учной дисциплины. Эти два направления следует считать компле- REVIEWS 360 ментарными, так как, например, ссылка генетической критики на постструктурализм является не просто следствием, а в определен- ной степени источником ее понимания литературы. Наконец, следует вспомнить еще об истории „сегодняшнего” по- нимания исторического изучения литературы: постмодернизм, „по- вествуя” о повествовательном модусе научной дисциплины, не только четко отходит от традиции „наивных” великих историй, но в то же время парадоксально – и так же характерно – приближается к горизонту, имплицитно воплотившему ту же самую „повесть” в самом слове historia. В этом убеждают нас как этимологические анализы Й. Шкуль и М. Ювана, так и размышления И. Верча о процессе формирования самосознания субъекта – автора высказы- вания – на пути от дорефлексивного, мифического переживания языка как действительности к эстетикам тождества и противопос- тавления (Лотман) и, наконец, к постмодернистскому узнаванию действительности как языка. Jernej Habjan A.M. Barker, J.M. Gheith (eds.), A History of Women’s Writing in Russia, Cambridge, Cambridge University Press, 2002, pp. 391. Quite illuminating on the state of critical thinking on Russian lite- rature from a gendered perspective, this collection of essays is guided by the idea of heterogeneity of methodological approaches as a fruitful and challenging condition. As stated in the introduction by the editors, it was “deliberately avoided trying to reconcile contradictions between contri- butors, preferring instead to assemble a history that is open ended”. This notwithstanding, focus is frequently placed in the various chapters co- vering the study of Russian literature from its beginnings to our days, on a number of recurrent issues: the importance of autobiographical writ- ings and the models of self-representation, re-examination of common assumptions about periodization and literary evolution, reflections on the place women occupied within a tradition long dominated by men, a strong attention devoted to the image of the female body. Accepting or not the idea of women’s writing as a separate tradition, we are certainly invited by these essays “to rethink and remeasure Russia’s literary tradition, allowing to see it with different eyes”. Rosalind Mckenzie’s contribution, Women’s image in Russian medie- val literature, opens the series of articles. Given the lack of pre- eighteenth century works of literature written by women, she focuses on the portrayal of the female image and identity, detecting a number of